Мазур подошел. Не было ни отвращения, ни особого всплеска эмоций. Слишком давно успел усвоить — однажды и тебя могут поднять вот так. Если вообще поднимут…
При дневном свете немного попорченный рыбами труп выглядел вовсе уж неприглядно, но Даша рассматривала его с отрешенным спокойствием профессионала. Мазур расслышал, как она спросила:
— Хоть что-то можно сказать уже сейчас?
Доктор с тем же отрешенным спокойствием взял обеими руками голову мертвеца, покачал. Пожал плечами:
— Шейные позвонки целы. Видимых ранений и травм нет. Кроме бедра. Видите? Разрез глубокий, неправильный, сиречь для ножа или иного режущего инструмента не характерный…
— Ну, это понятно, — пожала она плечами. — Откуда там, внизу, хулиганы с ножами?
Чересчур ровный был у нее тон. Чересчур искренний. Кацуба украдкой смотрел на нее знакомым Мазуру взглядом — волк на охоте, гончак взял след…
— Там, внизу, торчали кое-какие острые обломки, — громко сказал Мазур, подходя.
Она подняла глаза, потом встала:
— А конкретнее?
— Несколько дыр в переборках, обломанный ствол пальмы, — сказал Мазур. — Острых, режущих поверхностей хватало. А ведь он, вполне возможно, мог получить травму где-то в других каютах, зашел поглубже, куда я еще не заглядывал…
— Простите, но я в самом деле не вполне понимаю, куда вы клоните, — сказала Даша. — Не разбираюсь в таких тонкостях…
— Ну, это просто, — сказал он. — Понимаете, под водой сильно понижается чувствительность к прикосновениям. А к боли исчезает почти совсем. Сталкивался я с подобными случаями… Человек, работая на ограниченном пространстве, посреди режущих поверхностей, глубоко поранил бедро. Началось обильное кровотечение, сначала он не заметил, но когда потерял много крови, ощутил слабость, головокружение, запаниковал, вполне возможно, заметался, потерял ориентацию, при этом слабел и слабел. Потерял сознание, выронил загубник, захлебнулся… Версия сметана на живую нитку, но, поверьте моему опыту, на основании того, что мы здесь имеем, другого вывода сделать и нельзя. Сейчас узнаем, что там с воздухом…
Он нетерпеливо оглянулся, отчего-то вдруг загоревшись желанием узнать истину. Степан Ильич подошел не спеша, вынул изо рта трубочку:
— В одном баллоне оставалась примерно четверть. Второй, как говорится, не почат.
— Это работает на вашу версию? — повернулась Даша к Мазуру.
— Я бы сказал, полностью ее подтверждает, — сказал он. — Слишком поздно понял, что с ним происходит, запаниковал, загубник выпал изо рта…
— Что вы сейчас будете делать? — спросила она Кацубу.
— Простите?
— Очередное погружение или плывете к берегу?
— В море, милая барышня, не плывут, а ходят, — деликатно поправил ее Степан Ильич.
— Да какая разница… — махнула она рукой. — Что делать будете?
— Пожалуй что, к берегу, — поразмыслив немного, сказал Кацуба. — После такой находки нам отписываться до утра, заранее себе представляю груду бумаг… Пошли, Володя? Раньше сядем, раньше встанем.
В коридоре они встретили Свету, выходившую из гальюна, — шарфик сбит на сторону, растрепанная, подбородок мокрый.
— Блевала, понимаете ли, — сообщила она вполне бодро. — Я ведь столичная штучка, мне положено при виде такого улова…
— Ну и лапочка, — мимоходом отмахнулся Кацуба. — Иди играй дальше, Сара Бернар ты наша…
Втолкнул Мазура в каюту, захлопнул с треском дверь и спросил:
— Сколько правды в том, что ты рыжей наговорил?
— Сто процентов, — сказал Мазур. — Уж извини, если что не так…
— Ничего, все нормально. Вот только не могло ли получиться наоборот? Я имею в виду — его подзажали под водой, вырвали загубник и держали, пока не захлебнулся? А потом чем-то соответствующим распороли ногу?
— Могло и так быть, — сказал Мазур. — Версий тут всего две — либо так, либо этак…
— И внешние признаки абсолютно идентичны?
— Думаю, да, — сказал Мазур, криво ухмыльнулся: — Видишь теперь, что под водой естественную смерть от убийства отличить не в пример труднее, чем на суше… В некоторых случаях.
— А сам ты что думаешь?
— Да не знаю, пойми ты! — с сердцем бросил Мазур. — Ситуация в точности та, что и с водолазом — либо несчастный случай, либо убийство, но если это убийство, эмпирическим методом доказать невозможно.
Кацуба вдруг поднял голову:
— А знаешь, это и к лучшему…
— Что?
— Е с л и это убийства, замаскированные под несчастные случаи, значит, дырявить тебя под водой из автомата не будут в случае чего. Постараются провернуть «несчастный случай» — и при таком повороте у тебя больше шансов, а?
— Вообще-то да, — кивнул Мазур. — Кто?
— Ну не знаю я! — сказал Кацуба. — Я же не Господь Бог, у меня только-только следы обозначились под носом… По ним еще пройти надо. Да, а что с дырами? Точно, свежие?
— Свежие, — уверенно сказал Мазур. — Говорю тебе, металл не успел потускнеть. Совсем недавно ковырялись. — Он фыркнул. — Вот тебе и завязка интриги. Дорофеев, когда драпал в панике и спешке, спасаясь от раскулачивания, погрузил на «Веру» пару бочонков с пиастрами. А карта была спрятана в одном из двенадцати музейных стульев. Кто-то нашел, спалил музей для заметания следов, поднял пиастры…
Кацуба его не перебивал, но и не улыбнулся — смотрел серьезно, задумчиво.
— Версия неплоха, — сказал он наконец. — Вот только есть одно обстоятельство, которое ее напрочь перечеркивает. Будь на «Вере» какой-то клад, те, кто его извлек, преспокойно смылись бы с добычей. А ведь история не кончилась со смертью водолазов, она, точно тебе скажу, п р о д о л ж а е т с я. Нет, не клад…