Крючок для пираньи - Страница 42

Мазур прекрасно представлял, как должен выглядеть протокол обследования, и потому мысленно уже сочинял насыщенную казенными оборотами и техническими терминами бумагу. Крен и дифферент судна (для данного случая следует употреблять оборот «части корпуса»), границы площади касания, наличие якорей в клюзах, положение и состояние руля, состояние винтов, наличие и характер повреждений корпуса, наличие и состояние грунта в трюмах, состояние надстроек, рубок, люков…

С последним пунктом было предельно просто — кормовая часть перевернулась вверх дном, и все до единой надстройки попросту сокрушило многотонной массой железа, смяв в лепешку о скальное дно. «Вообще, работать в холодных водах одно удовольствие, — подумал Мазур мимолетно, — ни ила, ни водорослей, ни акул. С незабвенным фрегатом в теплых морях было не в пример труднее…»

Они проплыли мимо борта, остановились перед черным провалом, словно две мухи у распахнутого холодильника. В мощном луче подводного фонаря дико и нелепо лохматилось толстое железо, выгнутое мощным ударом, черными дырками зияли какие-то оборванные трубы. Мазур достал нож и осторожно постучал рукоятью по торцу ближайшей. Взвилось тяжелое облачко, крошки ржавчины опали, исчезли во мгле. Мазур подумал, что так и не уточнил, сколько человек погибло с «Комсомольцем». Впрочем, сейчас это неважно. Да и скелетов не найти — морская вода за десятилетия растворила кости без следа. А вот аквалангист…

После короткого обмена жестами Мазур прицепил к поясу напарника страховочный конец, и Вася, подсвечивая себе фонарем, ушел в глубину трюма. Белый луч фонаря постепенно тускнел, удаляясь.

Мазур остался ждать, обеспечив себе максимальный комфорт, какой только можно устроить в такой ситуации — лег на стальной настил трюма, оперся локтем, сжимая пальцами канат не сильно и не слабо, так, чтобы почувствовать малейший рывок. Струйки воздушных пузырьков понемногу образовали под нижней кромкой палубного бимса приличных размеров плоский пузырь, туманно пульсирующий на пределе видимости. Именно с помощью подобных пузырей лихие водолазы прежних времен ухитрялись насосаться спиртного под водой. Технология для понимающего человека проста: водолаз, зайдя в небольшое помещение затонувшего корабля, где только что отыскал бутылочку, начинает стравливать воздух из шлема, пока под потолком не образуется пространство, где можно дышать. Выныриваешь туда, отвинчиваешь шлем и хлебаешь из горлышка, сколько душе угодно. Нырнул трезвым — вынырнул пьянехонек, этот трюк еще в царские времена освоили…

Переменил позу — лежать так на твердой пайоле было все же неудобно. Присел на корточки. Как ни присматривался, не смог разглядеть в глубинах трюма свет фонаря. На всякий случай дважды дернул трос, и тут же получил в ответ тройное подергивание, означавшее, что у напарника все в порядке.

Мгла сгустилась неподалеку от глыбы, к которой глаза уже привыкли? Нет, показалось…

Он поневоле вспомнил капитан-лейтенанта Сарвина. Не было ничего удивительного в том, что у того после всего испытанного малость поехала крыша, — но симптомчики были уникальные. Всякий раз, едва Сарвин оказывался под водой, ему начинало казаться, что из глубины вот-вот появятся длиннющие щупальца Великого Кракена, опутают, уволокут в бездну… И все это моментально проходило, едва глубина становилась меньше девяти метров — словно в мозгу включался безошибочный глубиномер. Лымарь вился вокруг него коршуном, почуяв отличный материал для своей засекреченной кандидатской, но так и не смог оснастить этот бзик медицинской терминологией…

Зеленоватая мгла и полное безмолвие. В трюм заглянул пучеглазый морской окунь, с таким видом, словно бывал здесь не единожды, но Мазур махнул ластом, и визитер мгновенно исчез за пределом видимости.

Вдалеке показалось белое пятнышко, и Мазур принялся не спеша сматывать трос. Пятнышко обернулось колышущимся лучом, подплыл напарник. Покачал головой. Достал нож и нацарапал на темном стальном листе хорошо различимые буквы: ВООБЩЕ НИ ХРЕНА.

Мазур вынул свой нож, нацарапал: НОС.

* * *

…Они повторили ту же операцию в носовой части — на сей раз потратив вполовину меньше времени, потому что меньше был и объем трюма. Ничего. Пусто. Мазур связал за горлышки большие пластиковые бутылки с пробами воды, прицепил это ожерелье к поясу, подал сигнал.

Всплывали со всеми предосторожностями, как полагалось — не обгоняя пузырьки выдыхаемого воздуха, время от времени глядя на секундные стрелки часов.

Неуловимый миг, когда перед глазами словно распахивается неощутимый занавес, отделяющий воду от воздуха, — и Мазур вынырнул метрах в трех от шлюпки. Перевалился через борт, стащил баллоны, отвязал бутылки. Задрал голову.

Над бортом свесились встречающие. Света, как и полагалось дельной журналистке, нацелилась на него видеокамерой. Мазур стянул шлем, похлопал по плечу Васю, избавлявшегося от своих баллонов и груза, кивнул матросу. Тот в три гребка подогнал шлюпку к борту. Мазур полез вверх по штормтрапу, не испытывая никаких особенных чувств, поскольку совершенно не представлял, что нужно ему испытывать — разочарование или облегчение. Полагается вроде бы облегчение — нет там никаких контейнеров, никакой отравы… Но ведь все сложнее?

— Ну? — спросил Кацуба.

— Пустышка, — сказал Мазур. — Заброшенная консервная банка. Нет там никаких контейнеров, вообще ничего нет. А это полностью подтверждает первоначальную версию, согласно которой «Комсомолец» разгрузился в Тиксоне перед тем, как нагрянул «Шеер»…