«Интересно, как этот визит сочетается с микрофонами? Вот смеху будет, если эта гоп-компания и те, кто устанавливал «клопов», — две разных шайки…» Мазур решил, что пора немного возмутиться. Вынул носовой платок, старательно промокнул наугад зудящие царапины и произнес тоном оскорбленной невинности:
— Позвольте, что это все значит? И вообще, вы кто такие? Документы хотя бы покажите…
По знаку главного милицейский вынул удостоверение, раскрыл и сунул под нос Мазуру:
— Старший лейтенант Никитин, уголовный розыск… Нехорошо, гражданин…
Больше никто никаких документов не предъявлял. Решили, должно быть, что и одного удостоверения достаточно. Распахнулась дверь, влетела грымза-администраторша. Последовала немая сцена — она, несомненно, тоже нацелена была на конкретную жертву, которой тут не оказалось. Главный сказал быстро, явно торопясь сориентировать ее в изменившейся обстановке:
— Вот такие у вас постояльцы, Елизавета Сергеевна. Вовремя мы вашу племянницу спасли…
Она оказалась умнее, чем Мазур полагал, поняла все влет. Побагровев весьма натурально, завопила:
— Ах ты скотина очкастая! — осеклась, вспомнив, что очков-то на охальнике как раз и не наблюдается, но тут же овладела собой. — Живут тут… всякие! Ты что с девчонкой делал, гнида? Да я тебя сама по стенке размажу, до милиции не доведу!
— Стоп-стоп-стоп, — сказал главный, проворно становясь меж ней и Мазуром. — Елизавета Сергеевна, мы уж дальше сами, а вы пока что понятых организуйте…
Она мгновенно заткнулась, словно завернули кран, кивнула и чуть ли не бегом покинула место представления.
— Документы, — распорядился главный. Быстро полистал паспорт Мазура. — Игорь, доставай бумаги и давай по всей форме. Запах алкоголя… Следы ногтей на физиономии… Коль, а ты успокой девочку, уведи ее в ту комнату, и пусть она все как следует напишет… Ну, так что это вы тут вытворяете, гражданин Микушевич? Не знаете, что за такие номера полагается?
Похоже, спокойствие Мазура его чуточку сбивало с накатанной колеи.
Мазур решил, что не стоит изображать из себя чересчур уж явного супермена. Как-никак он, пусть и не очкастый интеллигент, был все же человеком сугубо штатским, столичным ассистентом ученых мужей. Следовало для приличия хоть немного понервничать. Кацуба э т о предвидел. Или нечто похожее. Значит, прикроют, если дело примет вовсе уж поганый оборот…
— Послушайте, — сказал он, подпустив некоторую дрожь в голос. — Это же недоразумение какое-то, что за глупости? Я же только что вернулся, зашел к себе, а она уже здесь торчала, в таком вот виде…
И подумал: сейчас будут пугать. Непременно начнут ломать.
Главный наклонился над ним и процедил весьма многозначительно:
— Ты эти сказочки будешь в камере рассказывать. Знаешь, как на нарах к таким вот относятся? Херово, мужик, раком тебя там поставят качественно… Понял, нет? — рявкнул он, стараясь этой неожиданной атакой привести клиента в нужное состояние.
«Щенок, — подумал Мазур, съежился в кресле, чтобы порадовать мучителя. — Знал бы ты некоего контр-адмирала по кличке Лаврик, видывал бы его за работой — не строил бы из себя сейчас папашу Мюллера…»
— Что молчишь? Язык в жопу ушел?
— Это какое-то недоразумение, — повторил Мазур. — Позовите моего начальника…
— Ага, сейчас приведу. Тебе, может, еще и блядей с шампанским? — Он нависал, как глыба, пару раз делал вид, что собирается ударить, и Мазур исправно отшатывался, делая слабые попытки заслониться рукой. — Или адвоката тебе припереть? Нет у нас в городе адвокатов, был один, да на той неделе до белой горячки допился, в Завенягинск повезли… Тут тебе, козел, не столица, что захотят, то и сделают, понял, нет? До твоей столицы — как до Китая раком!
Появилась стерва Елизавета, гоня перед собой молоденькую девицу, судя по белому передничку, то ли здешнюю горничную, то ли буфетчицу, и благообразного седовласого мужичка в пижаме, явно выдернутого из своего номера.
Началась рутина — сначала обоим предъявили гражданина Микушевича и кратенько объяснили, что сей тать и педофил успел тут сотворить охального. Потом повели их в гостиную лицезреть девицу, все еще старательно хныкавшую. Мазур закрыл лицо руками, исправно притворяясь, что переживает жуткий душевный раздрай, а также нешуточную тревогу.
— Руки! — рявкнул мучитель. — Руки убери! На меня смотреть!
— Слушайте, да что за глупости… — промямлил Мазур очень даже испуганно. — Ну не трогал я ее!
— Это ты прокурору споешь!
Другие двое стояли по сторонам, время от времени шумно переступая с ноги на ногу, делая вид, что вот-вот врежут по почкам. Классическая обработка, вполне способная вогнать в депрессию человека мирного, психологического тренинга в жизни не проходившего, сроду не игравшего со смертью в орлянку…
Мазур украдкой покосился на единственного обмундированного члена команды. Что странно, он как раз никакого рвения не проявлял, сидел в сторонке и, такое впечатление, хотел, чтобы все побыстрее кончилось. «А может, это и не милиция вовсе? — подумал Мазур. — Может, он для них попросту служит прикрытием, и шустрые ребятки имеют честь украшать своими персонами ряды какого-нибудь иного крутого ведомства?»
Помаленьку он стал все больше утверждаться в этом мнении. Сидел, жалобно бубня, что он здесь ни при чем, что все это — трагическое недоразумение. Его продолжали пугать в три голоса, наперебой расписывая ужасы здешних камер и лютую свирепость будущих сожителей, которые ему покажут кузькину мать.
Наконец понятых вытурили, а следом выпроводили Елизавету. Принесли несколько листочков бумаги, исписанных крупным, неустоявшимся почерком, сунули Мазуру под нос и велели прочитать, предупредив, что если попытается порвать, получит по хребту.