— В самом деле, куда его? — спросил Мазур.
— Ко мне в каюту, — предложила Даша.
— Пустой номер, — пропыхтел Кацуба. — Все ваши каюты, да и наши, уже не годятся. Там нас и будут искать в первую очередь…
— Вы считаете, что… — начала было Даша.
Кацуба бесцеремонно оборвал ее:
— Дела хреновее некуда! Ясно?
Она замолчала, не вступая в пререкания, — видимо, начинала проникаться ясным осознанием того, что дела гораздо хуже, чем кажутся на первый взгляд. «Хорошо держится, — оценил Мазур. — Терпеть ненавижу женщин, мучающих лишними вопросами…»
В коридоре стало оживленнее — судя по всему, это расползались по каютам первые слабачки, наглядно иллюстрировавшие своими персонами старую поговорку о том, что нет молодца сильнее винца. К счастью, они и не собирались подвергать увиденное логическому анализу — пьяно хохоча, охотно давали дорогу, отпуская реплики на родных языках. Для большего правдоподобия Мазур громко затянул первое пришедшее в голову:
Come, bear me to a summit -
I, dying, wish it so, -
and light a pinewood splinter
upon my grave to glow.
И старательно орал все это на бодрый маршевый мотив, уверенный, что никто не распознает соли, задевал встречных плечом, выводя с чувством:
I know — some day in springtime
While speeding on its course
the south wind will recall me
together with my horse…
Внутри образовался нехороший ледяной комок — у стены, усердно и отрешенно жуя резинку, стоял отечественный долдон с табличкой «Секьюрити». Нет, даже не задержал взгляда, не встрепенулся, пялился в другую сторону, где поддавшая особа с выбившимися из-под маски светлыми волосами, непринужденно поставив ногу на высокий табурет, поправляла чулок, одновременно пытаясь сохранить равновесие. Зрелище для гетеросексуального мужика было крайне завлекательное, а охранник, судя по реакции, к сексуальным меньшинствам не принадлежал. Быть может, уточнил для себя Мазур, не имел и отношения к п о с в я щ е н н о м у в здешние игры меньшинству — все время здесь они имели дело с профессионалами, чье присутствие легко угадывалось. А профессионал не отвлекся бы от поставленной задачи, даже окажись тут вместо белокурой девицы кто-нибудь вроде Клавочки Шифер…
Однако ему давно уже пришло в голову, что полоса везения тут очень короткая. Подобное шествие поневоле привлекает внимание, скорее рано, чем поздно кто-нибудь опознает или женщин, или собственного, влекомого в неизвестность сообщника (по костюму хотя бы), начнется панихида с танцами…
— Прятаться надо, майор, — сказал он.
— Хорошая идея… — задумчиво одобрил Кацуба. — Куда бы только заховаться… Стоп!
Мазур послушно остановился.
— Подержи пока, — Кацуба выпустил руку пленника, воровато оглянулся.
Мазур понял, что привлекло его внимание: хорошо одетый толстячок с повисшей на плече, как шутовской аксельбант, синей бумажной спиралькой, в сбившейся на сторону черной полумаске. Толстяк пытался, в подражание Александру Филипповичу Македонскому (или это о Цезаре речь шла в старом анекдоте?), совершить сразу три дела: не упасть, отпереть дверь своей каюты и удержать при этом две бутылки дарового шампанского. Соображения у него хватало ровно настолько, чтобы понимать: задача нешуточной серьезности…
Кацуба в момент завязал с ним контакт — подошел, похлопал по плечу, что-то предложил с выразительными жестами. Воспрянувший духом толстяк отдал ему ключ и покачивался рядом, намертво уцапав пухлыми пальцами горлышки бутылок.
Они вошли в каюту вдвоем — а пару секунд спустя вышел один Кацуба, приглашающе махнул рукой:
— В темпе!
Мазур сделал усилие и прямо-таки забросил пленного в дверь, в темноту, словно мешок картошки. Кацуба уже зажег свет. Быстро огляделся, заглянул в боковую дверь:
— Порядок, один обитает…
Вошли дамы. И сразу же усмотрели толстяка, пострадавшего из-за пьяной доверчивости к человечеству, — он лежал наискосок, на дороге, причем похрапывал.
— Ну и манеры… — покачала головой Даша.
— Я ж ласково, — сказал Кацуба. — Ему в таком состоянии немного и надо было…
Джен огляделась, опустилась на легкий стул, безвольно уронив руки, ни на кого не глядя. Кацуба принес из маленькой спальни простыню, сноровисто покроил ножиком на полосы и принялся вязать пленника по рукам и ногам.
— Что у него за пушка? — спросил Мазур.
— Возьми в заднем кармане, — не оборачиваясь, сказал Кацуба.
Мазур вытянул за рукоять небольшую «Беретту» с глушителем — неплохая машинка, вот только обилием патронов в обойме эта модель похвастаться не может…
— Запасная была? — спросил он.
— Ага. Все равно негусто… Сколько там?
— Четыре, — ответил Мазур, выщелкнув обойму из рукоятки.
— И запасная, итого тринадцать, несчастливое число…
— Что за черт! — не сдержавшись, воскликнула Даша, возясь со своим ПСМ. — Не мои патроны. Маркировка не та, я хорошо помню… Сама заряжала…
— Дашенька, вы имеете дело с профессионалами, — просветил ее Кацуба, вывязывая надежные узлы. — Слушайте, зачем вам понадобились аж четыре каюты? Вы что, ждали еще кого-то?
— Должны были прилететь еще двое… — машинально откликнулась она. Сердито сверкнула глазами: — Майор, почему вы себя ведете, как слон в посудной лавке?
Кацуба распрямился, ответил серьезно:
— Потому что есть сильные подозрения: на этом милом кораблике ни ваши корочки, ни мои погоды не делают… Проще говоря, власть тут и х н я я… Вам надо будет долго и старательно объяснять, или с лету поймете? Прикиньте пока, почему не явилось к вам подкрепление, да припомните, где могли оставлять пистолетик. Среди своих, а?