Крючок для пираньи - Страница 100

К оглавлению

100

— А может, наоборот?

— Да ну, — сказал Кацуба. — Мы в это время сидели у погранцов под замком, куча народу видела, как они нас увозили, а «газик» смирнехонько стоял на пирсе…

— Все равно. Ты оценил накал страстей? Вам по этому городу отныне спокойно не разгуливать…

— Ну разве что. Откровенно говоря, меня вообще не тянет по этому городу гулять… А что поделывает Рыжая?

— Интересно… Рыжая договорилась насчет кают на «Федоре Достоевском». Он придет завтра поутру, уже точно известно.

— К а ю т?

— Ага. Выбила четыре штуки. Значит, будет плавать не одна. Вообще-то, ее туда не особенно хотели пускать — иностранцы, валюта, стелются перед клиентами мелким бесом… Но попробуй не пусти Рыжую куда-то…

— Так, — сказал Кацуба. — Значит, они что-то будут играть на «Достоевском»… Паша, тебе нужно сесть Рыжей на хвост.

— Я не представляю…

— Что-о? — спросил Кацуба тоном, какого Мазур от него еще не слышал за все время знакомства.

— Есть — Рыжей на хвост…

— Вот и умница. Машина под рукой есть?

— За углом оставил.

— Совсем хорошо.

— Хорошо, да не очень. Я только сегодня узнал — Горовой все-таки отправил рапорт в Шантарск, и не по обычным каналам… — Он многозначительно помолчал, невольно покосившись на Мазура. — Как ни крути, а исчезновение Котельникова не скроешь. Я боюсь, как бы он на тебя не навешал собак. Если он работал на тех же, что и Гоша, — имеет все возможности интерпретировать происшедшее в угодном духе. А если нет — все равно есть опасность, что поставит все с ног на голову. Ты его знаешь, и знаешь, чем порой контролирующие занимаются…

— Может, мне выйти? — хмуро спросил Мазур.

— Брось, — отмахнулся Кацуба. — Скрывать тут нечего. Паша хочет сказать, что меня могут полить говном, умело и искусно используя кое-какие прошлые своеволия и то, что деликатно именуется ошибками… Только и делов. Не бери в голову, Паша, пусть поливают. В принципе, мы тут не так уж плохо поработали.

— Мы так и не нашли л о г о в о, — словно бы даже с некоторой мягкостью сказал Паша. — Половину группы потеряли, засветились, попали в угол…

— Угол — это еще не стенка, — сказал Кацуба. — Ладно. Топай в машину и жди нас, мы быстренько соберемся…

Паша пробурчал что-то нечленораздельное, но послушно вышел.

— Неприятности, или мне знать не полагается?

— А, чего там… — бодро откликнулся Кацуба. — Горовой — это тот организм, что был у Гоши за шофера, когда нас встречали. Дело даже не в том, что он в некоторых отношениях — страшная дешевка, а в том, что сюда попал не без моей помощи. А он Христову заповедь насчет правой щеки никогда не соблюдал. И если появится возможность подложить свинью, будь покоен, не упустит. Ладно, ты-то тут ни при чем, твое дело десятое. — Он вздохнул: — Конечно, неплохо было бы победить — красиво, ярко, звонко, оружьем на солнце сверкая… А! Укладывайся живенько, я мигом обернусь…

Глава двадцать третья

Все еще во мраке

Он успел сделать только шаг к двери — в нее энергично постучали. Одним движением выхватив пистолет, Кацуба прянул вбок, щелкнул пальцами. Сообразив, Мазур направил на дверь фонарик, держа его в левой руке, высоко над головой.

— Не заперто! — крикнул майор.

Дверь открылась медленно, словно стоявший в коридоре заранее знал, что обитатели номера настроены крайне недоверчиво ко всему остальному миру. В тускнеющем с каждой минутой луче фонарика Мазур увидел милицейского подполковника, знакомого по кратковременной отсидке в КПЗ. На сей раз, правда, подполковник выглядел вполне выспавшимся, полным энергии, но отнюдь не исполненным дружеского расположения. За его спиной в коридоре вроде бы никого не было.

Мазур отвел фонарик, направив луч в пол. Подполковник, в свою очередь, посветил внутрь номера своим фонарем, гораздо более ярким, удовлетворенно хмыкнул при виде Кацубы:

— А, и вы здесь, товарищ доцент… Совсем хорошо. Войти позволите?

— О чем разговор, — гостеприимно посторонился майор. — Заходите, садитесь, кофейку предложить не можем по причине отсутствия электричества…

Подполковник, двигаясь чуть грузновато, освещая себе дорогу, прошел к столу. Сел, снял фуражку, положил ее на колено:

— Вот кстати… Интересно, вы уже знаете, почему нет света?

— Наслышаны, — осторожно сказал Кацуба.

— И какие у вас соображения на этот счет?

— А у вас?

— Не надо бы так…

— Честное слово, я и не собираюсь обострять, — сказал Кацуба. — Просто интересуюсь.

— Ну, а на моем месте какие у вас были бы соображения?

— Трудно сформулировать в нескольких словах, — серьезно сказал Кацуба.

— Хорошо подмечено… Так вот, Михаил Иванович или как вас там… Положение у меня хуже губернаторского. Вашу машину нашли на месте происшествия, знаете уже?

— Вот только нас там не было. Запросите пограничников.

— Запрашивал уже.

— И какие же отсюда выводы?

— А меня не интересуют выводы! — подполковник пристукнул ладонью по столу. Повторил тише: — Не интересуют… Откровенно говоря, на все ваши игры мне глубоко плевать. Хотя бы оттого, что я о них представления не имею, а потому не могу решить, серьезным делом вы занимаетесь или просто крутите какие-то интриги…

— Любопытно, — тихим, недобрым голосом сказал Кацуба. — По-вашему, то, что с нами происходит… то, что здесь вообще происходит, похоже на интриги?

— Не в том дело! — резко ответил подполковник. — Не знаю, в каком вы звании, мне, собственно, наплевать… Я хочу, чтобы вы поняли мою точку зрения, мою позицию. В конце-то концов, у меня есть свое начальство, и именно оно с меня будет спрашивать за все, что здесь уже успело произойти. И я, как легко догадаться, не смогу в оправдание ссылаться на то, что здесь, изволите ли видеть, занимались своими непонятными делишками бравые ребята из Министерства обороны… Любой мне скажет, что это не оправдание, и будет прав. За все убийства спросят с меня. За все беспорядки, за сегодняшнюю грязную историю с повреждением ЛЭП, за странную смерть иностранного подданного, да мало ли? Вы просто притягиваете всевозможные происшествия, как громоотвод — молнии… Меня убедительно просили вас не трогать — и я не трогал. Даже теперь. По-моему, вам не на что жаловаться? Вот видите… Но терпение у меня лопнуло.

100